о.Лоренс Фримен OSB «Великий пост 2024» (Страстная неделя)

Страстная неделя


Пасхальный Тридиум: Страстная пятница

С самого раннего детства евангельские описания последних дней и часов жизни Иисуса захватывали меня как нечто чрезвычайно важное и значимое. Каждая часть истории стала частью меня. Когда мы здесь в Бонво готовимся к Страстной пятнице, после довольно веселого празднования Великого четверга, это ощущается как «просто жизнь»: сегодня праздник, а завтра плохие новости. Есть ли смысл в этом кругу радости и страдания? Или дело просто в том, что мы должны принять то, что принять необходимо? Но подобные вопросы вызывают ощущение того, что мы упускаем суть и ищем объяснения там, где их нет.

Если вы не можете что-либо объяснить, нужно приводить статистические данные. В целом в Евангелиях описанию последних часов Иисуса отведено непропорционально много места: 30% всех евангельских текстов об этом 33-летнем человеке отведено его последним двум-трем дням. Евангелие от Иоанна, самое глубокое и мистическое Евангелие отводит им 43% и Евангелие от Марка, первое и самое короткое Евангелие – 40%. Мы можем измерить эти тексты, хотя Евангелия до сих пор никак не объясняют значение этой смерти. Почему смерть Иисуса настолько важна? Не стоило ли включить больше деталей о Его ранней жизни, личности, о Его учении в подробностях, сократив сведения о последних моментах его жизни?

Словом, несмотря на то, что Страстная пятница так важна для меня, мне сложно объяснить почему. То, чему меня учили в детстве – Иисус умер за нас, искупая первородный грех – классическая «теория искупления». Даже в молодости эта теория не была для меня убедительным объснением, хотя я и не спорил с ней. Витгенштейн, который считал, что Воскресение можно понять только любовью, сказал: «То, о чем мы не можем говорить, мы должны хранить в безмолвии».

Я напишу еще несколько слов, чтобы объяснить, почему безмолвие может быть наиболее подходящей реакцией на попытку объяснить крестную смерть Иисуса. Во-первых, детали незабываемо сильны. Последние слова: «Отче, прости им, ибо они не знают, что делают»; «Ныне будешь со мною в раю» (вору, распятому рядом); «Я жажду»; «Свершилось». Сцены, когда Он несет свой крест, когда солдаты бросают жребий, когда Петр три раза подряд от Него отрекается. Все они кажутся весьма значимыми и неизбежными. Они исполняют предназначенный ход событий, но остаются необъяснимыми.

Одно из объяснений состоит в том, что описание этих событий является не просто историческим повествованием, а коллективной памятью, пропущенной через сегодняшний опыт Воскресшего Иисуса. Иисус словно сам рассказывает эту историю: не для того, чтобы дать объяснения, а для того, чтобы приблизить нас к Себе через наш свободной выбор.

Зачем вообще было бы рассказывать эту историю, если бы Он не воскрес?

В литургию Страстной пятницы входит чтение о Страстях, которое заканчивается погребением. Но потрясающе выразительным объяснением является поклонение Кресту. Люди приглашены подойти в тишине – если они хотят – и встать на колени перед крестом, поцеловать его, или просто молча прикоснуться к крестному древу.

Когда я это делаю, я ощущаю – возможно, такое ощущение есть у всех, кто участвует в поклонении – как будто я совершаю что-то окончательное и аутентичное, и мне не нужно его объяснять. Нам не нужно оправдывать то, что мы любим. Важнее объяснения является реальная встреча с реальным человеком в новой реальности.


Пасхальный Тридиум: Великий четверг

Идея жертвы ведет нас глубоко к осознанию того, как люди живут и понимают жизнь. Мы готовы отречься от себя ради наших детей, страны, убеждений или любимых друзей. Родительство – это жертвенное приношение, которое длится многие годы. Но идея жертвоприношения формировала религиозное сознание также с незапамятных времен. Когда мы стали видеть мир как пространство, находящееся под влиянием магических сил, жертвоприношения стали способом воздействия на высшие силы и богов, управлявших нами. Вот, мы дадим вам эту вещь, чтобы вы проявили милость и дали нам то, что мы просим.

На более глубоком уровне чем магия, жертвоприношение может также проливать свет на глубокое, любящее взаимодействие человечества и божественных сил. В ацтекской мифологии Нанативацин был самым скромным из богов. Чтобы он мог и дальше сиять светом животворящего солнца над землей и ее обитателями, он принес себя в жертву огню.

Евхаристия осуществляет эту архаичную религиозную практику и преодолевает дуализм, разделяющий Бога и человечество. Нам больше не нужна магия, и нам не нужно бояться праздновать великое единство. Тем не менее, разные традиции по-разному выражают, как Евхаристия объединяет жертвоприношение Иисусом самого себя на Тайной Вечере, так же как и на Кресте. Однако каждый из стилей Евхаристии с их разным богословием способен взращивать наше осознание реальности присутствия Иисуса – в общении верующих, в Слове, а также в обыденности хлеба и вина. В свой поэтический рассказ о собственном мистическом переживании Христа Симона Вейль включила этот повседневный евхаристический миг:

«Этот хлеб действительно имел вкус хлеба… вино имело вкус солнца и почвы, на которой был построен этот город».

Хотя Евхаристия на протяжении веков часто была политизирована и неприемлемо эксплуатировалась, она сохранилась в своей изначальности и духовной свободе, как символ сущностного единства, и пестрого разнообразия христианской веры. Она переживет нынешнюю деконструкцию институтов и будет открыта заново как таинство мистического Тела, которое выражает и питает созерцательную жизнь.


Великая среда

Есть фактически два типа опыта, которые мы не можем создать сами или контролировать, а можем только переживать и – в известной степени – делиться ими с теми, кому мы доверяем. Говоря «делиться», я не имею в виду, что мы действительно можем их описать или объяснить. Такие попытки могут звучать довольно глупо. И если вы собираетесь рассказать кому-то нечто, что полно смысла но при этом звучит глупо, вам понадобится собеседник, с которым вас будет связывать глубокое чувство доверия.

Первый из двух опытов – это чувство полного изумления по поводу того, что мир существует и что мы существуем внутри него. Это изумление мы не оцениваем формулами «я счастлив» или «я недоволен». Изумление даже не требует от нас решения вопроса о смысле существования мира. Изумление – это простая реакция на то, что есть без сравнения его с чем-либо еще. Детское изумление, полное кротости и восхищения одновременно.

Второй опыт – это уверенность, что все будет хорошо, в полном смысле этого слова. Юлиана из Нориджа явно обладала этим, когда говорила: «Все будет хорошо». Эта уверенность может наполнить нас даже тогда, когда внешне ход событий заставляет нас чувствовать прямо противоположное, что мир обречен и к ужину все рухнет в небытие.

Когда мы принимаем эти переживания, мы «чувствуем себя лучше», хотя они не решают всех наших проблем – за исключением, возможно, большой двуглавой проблемы отчаяния и скуки. Что же тогда заставляет нас чувствовать себя лучше, когда мы испытываем состояние изумления и фундаментальной безопасности? Что бы это ни было, это похоже на медитацию – которая не меняет внешние события магическим образом и поначалу даже не делает нас бесчувственными к боли неопределённости. Но медитация — это тихий, мягкий способ подготовить нас, чтобы мы смогли принять эти два опыта и помочь им стать постоянными гостями и, в конечном итоге, сожителями в доме бытия.

Надеюсь, вы меня простите, если это покажется ерундой. Когда мы думаем или говорим о вещах, находящихся по ту сторону языка и мышления, мы обычно не находим того, что соответсвует понятию «смысл». Чтобы придать всему этому смысл, почему бы не назвать состояние изумления и радикальной уверенности «верой»? Верования, с которыми мы обычно путаем веру, находятся под влиянием веры; но сама вера не зависит от верований. Вера – это чистое духовное знание.

По мере того, как мы вникаем в смысл Страстной недели и позволяем ее центральной истории прочитывать нас и указывать нам наше место в ней, вера становится путем, по которому мы следуем. Мы проверяем и перепроверяем наши убеждения опытом веры. За верой прячется надежда, а в надежде скрыта любовь. Подобно вечному двигателю Бога, эти трое едины.

Св. Игнатий Антиохийский, учитель первого века христианской эры напоминает сегодня каждому ищущему, что:

«Начало — вера, конец — любовь, а союз двух — Бог. Все остальное следует за ними и ведет к совершенному добру.»


Великий вторник

Сюжет истории Иисуса усиливается и ускоряется в описании Иоанном Тайной Вечери. Иисус лежит во время обеда в окружении своих близких спутников. Он снова чувствует глубокую обеспокоенность, зная, что его предадут, и говорит об этом присутствующим. Когда он погружает кусок хлеба в тарелку и протягивает его Иуде, «Сатана входит в Иуду». Иисус говорит ему сделать то, что он должен делать, Иуда покидает стол, чтобы пойти и сказать представителям власти, где они могут арестовать Иисуса этой ночью. Никто из учеников не понимает, что происходит.

Что происходит? Тень выныривает из тени, и, даже если она еще не заметна для всех, ее влияние испытывает – и чувствует – каждый. Хотя традиция и склонна демонизировать Иуду как предателя, Иисус, зная, что он делает, видит его измену в широкой перспективе. Эта глобальная перспектива является плодом глубокой внутренней жизни, позволяющей нам понимать каждое действие с точки зрения его окончательного эффекта. То, что Иисус видит этот поступок в такой перспективе – как бы болезненным в личном смысле он ни был для Него в этот момент тьмы – становится понятным из Его слов о том, что это поможет проявиться Его славе.

Слава – это достаточно скользкое слово, поскольку оно означает нечто внешнее, блестящее, усыпанное медалями и драгоценностями. Но истинное значение этого слова гораздо больше заключается в раскрытии ценности человека таким, каков он есть на самом деле. Есть, например, такое определение термина «слава»: «приписывать особое значение, признавать ценность». Вот почему человек не может прославить сам себя.

Радикальный парадокс состоит в том, что измена Иуды является частью процесса, раскрывающего, кем на самом деле является Иисус. Благодаря своей глубокой внутренней жизни и ясности самопознания, развивающейся до последнего вздоха, Иисус понимает это. Это самосознание объясняет невозмутимость и мир, которые мы видим в Нем во время Его будущих Страстей.

Как всегда, такое понимание Писания незамедлительно порождает вопрос, обращенный к нам: «А что с тобой, читатель, как там дела с твоей внутренней жизнью?»

По мере развития мистического понимания Иисуса в ранней церкви во всем христианском сообществе росло осознание важности внутренней жизни каждого человека. Слова Иисуса, раскрывающие силу внутренней истины его самопознания, понимались все глубже. С этим приходило и понимание того, что следовать за ним значит самому расти во внутренней жизни, расширять перспективы нашего понимания, углублять и прояснять наше сознание.

Это становится очевидным не только в лекционных аудиториях первых христиан, но прежде всего в кельях и скитах монашеского движения, быстро распространявшегося в пустыне. Основное понимание заключалось в том, чтобы развивать свой внутренний мир через глубокое внимание к себе, избегая при этом очевидной ловушки роста – вместо преодоления – своего эгоизма. Тогда, как и сейчас, опасность созерцательной жизни заключалась в самовлюбленности. Чтобы избежать этого, нам нужны проводники, компаньоны, дисциплина практики и чувство юмора.


Великий понедельник

Сегодня Благовещение, а это настоящий праздник Воплощения, который мы празднуем за девять месяцев до Рождества. Пожалуй, это одно из событий в истории человечества, которое наиболее часто изображали в искусстве: ангел является молодой девушке, вероятно, в возрасте от четырнадцати до девятнадцати лет (Шекспировской Джульетте было тринадцать). Ангел сказал ей, чтобы она не боялась, и что именно она избрана родить ребенка, которого будут звать Иисус. Мария дала свое согласие и открыла свою волю Божьей воле в очень простой формуле: «Вот я… как ты сказал, пусть так и будет». Зачатие произошло, когда она подчинилась Святому Духу.

Эта история обладает мифической простотой, которую современным рациональным умам так же трудно понять, как магию и любое дорациональное видение реальности. Но хотим ли мы понять ее смысл? Нам нужно просто быть открытыми, слушать, не отвергая историю как «просто сказку» – слушать ее снова и снова, пока чувство благоговения не заменит наш скептицизм. Возможно, главным для нас является не представить, как хорош был ангел, а сосредоточиться на экзистенциальной дилемме Марии. Также важен и ее мгновенный переход от рационального скептицизма – «как это может быть?» – к полной личной капитуляции: «Вот я; Я слуга Господа; как ты сказал, так и будет» (Лк 1:26-38).

Просто обратить внимание будет более эффективным, чем попытка деконструировать слова или представлять, «что произошло на самом деле, если такое вообще произошло». Священные тексты во всех традициях решительно сопротивляются такому подходу и настаивают на том, чтобы мы подверглись пути неведения, если желаем понять. Нежная и мощная красота картин Благовещения, найденных в церквях и галереях по всему миру, помогает нам доверять этой истории как каналу священной истины, даже не понимая ее.

Традиционно мы не должны праздновать Благовещение в Страстную неделю, поэтому сегодня есть и другое Евангелие, которое описывает Марию из Вифании, ее сестру Марфу и их брата Лазаря, принимающих у себя Иисуса во время ужина за неделю до Его смерти. Мария, символ созерцания, открывает флакон очень дорогих духов, «масла из нарда». Нард имеет прекрасный аромат, а также обладает свойствами успокаивающего и лекарственного средства. Мария намазывает маслом ноги Иисуса; и Он защищает этот поступок, когда Иуда нападает на нее за то, что она растратила нечто ценное, что можно было бы продать и отдать бедным.


Вербное воскресенье

В ближайшие дни все мы приглашены встретиться с силой древней традиции, которая превращает определенный период обычного времени в священное: мы называем этот период «Страстной неделей», «Благой неделей» (англ. Holy Week). Он достигает кульминации в последние три дня Великого поста, дни тренсцендентности времени, когда «Вечное настоящее» врывается в человеческое измерение времени и пространства.

Ощутите важность этого приглашения – тогда вы сможете понять, что такое гостеприимство в полном смысле этого слова. Сегодня «индустрия гостеприимства» – пабы, рестораны и гостиницы – является важнейшей частью экономики в секторе услуг. Однако в духовном смысле и в традиционных обществах гостеприимство является опытом таинственных отношений, в которых роли меняются местами, а противоположности переплетаются.
Сегодня, в Вербное воскресенье, мы вспоминаем триумфальное вхождение Иисуса в Иерусалим. Толпа паломников шумно приветствовала Его, а Иисус въезжал в город верхом как знаменитость или политик. Люди хотели увидеть человека, который, по слухам, воскрешал мертвых. По иронии судьбы, Иисус приехал не на прекрасном белом коне, а на осле. Через несколько дней толпа обернулась против него и требовала его смерти как богохульника. Это гостеприимство Иерусалима оказалось поверхностным и фальшивым.

Корень слова гостеприимство – это латинское hospes, имеющее сразу три значения: гость, хозяин и незнакомец. Слово «незнакомец» здесь также намекает на значение «враг» и связывает hospes со словом «hostile» – «враждебный». Чужие – это гости из постороннего и неизвестного пространства. Может быть, они потенциальные друзья. Но пока не доверяйте им даже если они принесут подарки. Благоразумие подсказывает нам, что лучше относиться к незнакомцам как к друзьям, или даже как к божественным визитерам. В некоторых культурах гостеприимный хозяин отвечает за безопасность и благополучие незнакомца. В Индии уважаем принцип «Atithi Devo Bhava», гость – Бог. В христианских общинах гостя должны встречать так, словно он сам Христос, а в некоторых странах это касается даже иммигрантов. В Коране сказано, что даже с военнопленными следует обращаться как с гостями.

Незнакомцы представляют возможную опасность; и, по идее, социальный обычай преувеличенного гостеприимства является способом защиты хозяина от такой опасности. Но глубже этого страха скрыто видение Бога, присутствующего в каждом. Это понимание проистекает из простого и универсального опыта человеческого родства. Некоторые теории утверждают, что в гостеприимстве есть скрытая враждебность, поскольку она создает дистанцию между нами и незнакомцем. Но вне теории, в практике искреннего и вежливого приветствия мы можем каждый раз решать проблему баланса между божественностью гостя и потенциальной опасностью. Христос во мне приветствует Христа в тебе. Человеческие отношения переходят на более высокий уровень, почти самый высокий уровень недвойственности. В этой атмосфере страх, раскол, конфликт не могут выжить. Тут есть только мир и единство.

Если мы воспримем Страстную неделю как приглашение, тогда мы можем вскоре обрести это спокойствие даже в интенсивных изменениях настроения и трагическом трансцендентном завершение следующих дней. Мы перейдем от восприятия жизни через призму страха к уверенности и доверию. Как только я сегодня вышел на улицу после медитации, я увидел полную яркую сияющую в небе луну. И эта луна – как будто одновременно и гость, и хозяин, и старый приятель, и незнакомец.

Именно луна традиционно определяет даты Песаха и Пасхи. Эта луна полнолица, невинна и кротка, и вы можете без всякого страха нежиться в ее прохладном целительном свете.

Дорогие читатели, большая просьба: при публикации наших материалов указывайте ссылку на источник: wccm.ru Заранее благодарим Вас!

 

Перевод:

Жозефина фон Цитцевитц, Альберт Захаров

 

Рассылка новостей 
Подпишитесь на ежедневную рассылку великопостных размышлений

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *