I неделя
Суббота I недели Великого поста
Возможно не все, кто занимается созерцанием и медитацией, могут похвастаться множеством даров, но, по крайней мере, они должны уметь справляться с демоном Ацедии *. Демоны – это полуавтономные силы в душе, которые блокируют благодать. И ацедия является довольно сильным искушением: даже если мы сразу же ее оттолкнем, она может вернуться в самые неожиданные моменты. Ее симптомы весьма обычны: мы впадаем в уныние, нас охватывает беспокойство и чувство безнадежность, мы бросаем нашу практику оставления привязанностей. Это многократно повторяющееся испытание для каждого паломника. Согласно евангельской истории о сорокадневном пребывании Иисуса в пустыне, Он был подвергнут там трем искушениям, трем могущественным иллюзиям. Но «дьявол отошел от Него до времени». Возможно, этим временем стало пребывание в Гефсиманском саду.
Когда Иисус был там ранним утром своего последнего дня, Он переживал страх смерти и бездну одиночества — даже когда его друзья крепко спали с Ним рядом. «Душа Моя скорбит смертельно». Святой Лука, один из наиболее реалистичных авторов Евангелия, говорит, что в этот момент истощения, на грани отчаяния, появился «ангел с небес и укреплял Его». Возможно, ангелы не останутся с вами навсегда, но в тот момент, когда вы останетесь наедине со своим горем, они придут, ведь они будут вам нужны.
Когда мы переживаем одиночество, наше сердце словно разрывается. Утрата, трагическое недоразумение или преследующий нас демон, убеждают нас в том, что мы беспомощно разделены и разобщены: отделены от всех и всего. Что бы ни связывало нас с другими людьми или с миром – все это может казаться нам поверхностным ложным утешением.
Эта внутренняя сломанность может сокрушить нас, но также может и привести нас к тому, что обычно называют опытом «сокрушенного сердца» (смирения нашего эго). Благодать «сокрушенного сердца» совершается, когда мы сохраняем свое разбитое сердце открытым, несмотря на искушение отрицать благодать и сопротивляться ей, чтобы защитить наше раненое «я», пытаясь все больше разделять эго. Сокрушенность преодолевает иллюзию одиночества, за которую нам так нравится цепляться. И из нашего остающегося открытым сердца, несмотря на боль, струится сострадание.
Из страха, что мы так и останемся отделенными от всего, разрастается видение, что мы на самом деле являемся частью всего. Какое-то время, может быть, на протяжении нескольких десятилетий, мы переключаемся между этими двумя версиями реальности, пока великопостный путь всей нашей жизни не будет пройден.
* Ацедия (лат. acedia, греч. ἀκηδία) – уныние, невнимательность, «полуденный демон» (Пс. 90:6), отрицательно окрашенное настроение, подавленное состояние духа, сопровождающееся общим упадком сил. Одна из восьми главных греховных страстей (в римо-католической традиции один из семи смертных грехов). Понятие «ацедия» вводится в обращение Евагрием Понтийским в его классификации порочных помыслов, и впоследствии популяризируется св. Иоанном Кассианом. «Уныние – расслабленное состояние души, изнеможение ума, безразличие к монашеской дисциплине и ненависть к принятым обетам, привязанность к мирским удовольствием, ложное видение Бога немилосердным. » (Св. Иоанн Лествичник «Лествица», 13:2).
Пятница I недели Великого поста
Выжившие и повзрослевшие жертвы перенесенного в детстве насильственного обращения часто описывают разработанный ими механизм выживания: они применяли его, когда насилие должно было случиться снова. Услышав приближающийся звук шагов в коридоре и скрип открываемой двери, они пытались справиться с охватившим их ужасом, стыдом и отвращением, отделяясь от своего тела. Их единственным выходом было представить, что они зависли где-то в углу потолка, глядя на то, что происходит с кем-то, кто не был ими.
Однажды это срабатывало, но решение превратилось в проблему в более позднем возрасте, когда они поняли, что уже больше никогда не могут почувствовать себя настоящими и реальными, не могут присутствовать рядом с близкими людьми. Страх, дистанция и иррациональное, но непоколебимое чувство самоотчуждения сопровождали их повсюду, внося опустошение в каждый аспект их жизни.
Пережитое в детстве насилие влияет на всю будущую жизнь. Сегодня это является признанным фактом, тогда как на протяжении тысячелетий считалось, что дети просто преодолевают это по мере взросления. Но искаженное восприятие, когда жертва считает себя виновной, возвращается впоследствии даже в самых обыденных жизненных ситуациях, не позволяя человеку ощущать обычные радости жизни и чудесные приключения на каждом ее этапе.
И все же в основе нашего жизненного приключения лежит процесс исцеления. И в нем неожиданно приходит благодать, когда ситуация, казалось бы, становится невыносимой. Благодать может проявить себя в случайно услышанном разговоре, в слове, упавшем в тишину, во взгляде, книге, раннем цветении миндального дерева, солнечном луче на его лепестках холодным весенним днем. В человеке. Благодать никогда не прибегает к силе, но она сильна. Она не разрушает нашу и без того ограниченную свободу, но постепенно ей становится невозможно сопротивляться. Когда мы отвергаем эту благодать, чувствуя, что она высвобождает боль, которую мы подавляем, благодать не обижается и не отвергает нас. Она просто являет любовь, гораздо более глубокую, чем наша боль.
В пустыне нашего сердца, там, где берет свое начало исцеляющий источник, прорастает благодать, проникающая сквозь самые плотные слои боли и страха перед реальностью. Все, что может привести нас в эту пустыню, где происходят настоящие встречи, является священным. Медитация, являясь простейшим способом войти в пустыню, многократно повторяется в нашей повседневности, но при этом никогда не перестает быть для нас волнующим открытием. Она становится началом длительного процесса освобождения, преображающей нас переоценки всей карты нашей жизни, которую мы уже прожили.
Конечно, плоды медитации направляют нас к другим источникам благодати и исцеления, в которых мы нуждаемся. Они ведут нас к безопасному месту, где можно раскрыть свой стыд и почувствовать, что люди, несмотря на свои слабости, могут подарить близость, которая казалась навсегда утраченной вами. И также эти плоды позволяют ощутить, что Тот, кто стремится вас спасти, знает вас и знает вашу собственную боль, мягко подталкивая вас к новой жизни.
Четверг I недели Великого поста
Неспособность прощать, когда нам этого хочется, является одним из самых тяжелых крестов, которые мы только можем нести. Она отягощает наш дух и обременяет наши чувства ощущением неудачи и вины. И мы не сможем помочь друг другу нести этот крест, пока не осознаем, что его вес состоит всего лишь из бремени иллюзии.
Иногда у нас возникает жажда мести (которую мы называем «справедливостью») — и это вполне можно понять, если некто и правда нанес нам серьезную обиду. Но, по счастью, мы редко совершаем подобный выбор. Иногда в подобных случаях мы руководствемся чувством долга (например, в культуре вендетты), — или прибегаем к инстинктивной и обидной реакции, если предложение примирения было отклонено. Как показала Комиссия по установлению истины и примирению после апартеида, большинство жертв вовсе не хотят мести, не хотят видеть страдания своих угнетателей, — по крайней мере, не в первую очередь. Они хотят услышать покаяние, признание того, что преступник осознает свою ответственность за причиненную боль. Очевидно, что именно отказ признать вину вызывает крайний гнев и жажду мести, — и, по иронии, этот гнев причиняет боль жертве даже в большей степени, чем преступнику.
Прощение и примирение — это две разные стадии в процессе исцеления человеческих страданий. Прощение — это не просто извинение, которое мы можем даровать. Это интеграция переживаний человека, осознающего себя жертвой, его чувства отторжения и возмущения с более глубоким уровнем его личности, с его истинным «я». Прощение — это исцеление чувства жертвы, переживающей предательство, — а это чувство часто приводит нас к отбрасыванию себя, к ощущению себя недостойными. Глубоко в человеческой природе заложено ожидание того, что к нам должны и будут относиться справедливо. Всякий раз, когда это ожидание предается, мы впадаем в замешательство и перестаем ясно видеть, где находится ответственность. Мы демонизируем человека, который причинил нам боль или разочаровал нас. Часто мы обвиняем не того человека. Бывает, мы обвиняем сами себя.
Все это создает смятение в нашей душе. Когда мы пытаемся медитировать, мы вскоре встречаемся с этим смятением как с основным препятствием, подобно самолету, попавшему в зону турбулентности. Но если мы будем достаточно упорны, сила чистого внимания проникнет в наше смятение и начнет растворять его. Но мы по-прежнему можем нуждаться в том, чтобы поделиться в кем-то своими переживаниями: это может быть тот, кто способен разделить с нами свое внимание, но может быть и тот, кому мы за это внимание платим. И наше прощение разрастается, невзирая на наши прогнозы. Далее мы внутренне обращаемся к человеку, с которым находимся в состоянии конфликта: «Почему ты меня ударил?» Именно этот вопрос Иисус задал солдату, ударившему Его во время суда. И наше состояние начинает меняться.
Мы начинаем понимать другого человека, и понимание это усиливается через сострадание. Нам нужно лишь заметить отблеск боли, смятение в душе — и тот крест, который также несет человек, обидевший нас. И вот наше желание реванша уступает место состраданию, которое мы называем «прощением врагов».
Великий пост — подходящее время для того, чтобы провести инвентаризацию всей нашей истории взаимоотношений, чтобы узнать, есть ли у нас необходимость в таком прощении. Это время, когда мы стремимся быть проще. И, делая так, мы начинаем лучше понимать себя по отношению к другим. Мы можем смело взглянуть в лицо тому, от чего обычно убегаем. Итогом этого для нас становится эмоциональная свобода, просветленное сердце и освобожденное сознание.
Среда I недели Великого поста
Медитация — это универсальная мудрость. Она лежит в основе всех великих религиозных традиций как непростое признание истинной природы человечества. Она выражает радикальное понимание нашей сущностной простоты. Речь идет не о теории — хотя вокруг нее возникает много идей и философских систем. Но медитация не сводится к овладению сложной теорией или изучению тайных знаний. Она не ограничена какой-либо конкретной системой верований, но мы можем обоснованно говорить о индуистской, буддийской, иудейской, христианской медитации, одновременно признавая и ее универсальность, и разнообразие ее проявлений. С некоторыми оговорками мы также можем говорить и о светской медитации (здесь важно отделить ее от культуры потребления).
Таким образом, практика медитации способна объединить самых разных людей, развивая сообщество веры, состоящее из людей с разными убеждениями. В нашем распадающемся на части мире, где одни из этих частей порой даже отрицают право других на существование, вневременную мудрость медитации невозможно переоценить. Если мы научимся отличать веру от верований (а их слишком часто путают), мы сможем увидеть основополагающую общую почву, на которой стоит все человечество.
Наша непростая задача, с одной стороны, состоит в том, чтобы не начать упрощать эту мудрость ради «увеличения продаж»; с другой же стороны, не допустить, чтобы она зазвучала как нечто сугубо эзотерическое или узкоспециальное. Открытие того, что дети могут медитировать, имея нераспознанный дар внутреннего молчания и тишины, о котором позабыли их взрослые, является важным преимуществом для каждого, кто хочет широко поделиться даром медитации. Разве возможно остаться равнодушным, наблюдая молчание группы детей в глубокой медитации, как яркий знак того, что Дух приходит к нам? Кто может остаться на затронутым этим чудом?
Созерцательная практика — это то, что мы делаем ради самой любви, а не ради награды. Любые выгоды духовной практики являются ее побочными продуктами, а не ее причиной. Она может помочь в формировании детей сбалансированной и гармоничной жизни, в которой они смогут избежать опасностей экстремизма и зависимости. Не меньшее значение подобная духовная практика имеет для тех, кто сбился с пути и ведет дисфункциональный и саморазрушительный образ жизни. Созерцание уравновешивает нас. Оно поддерживает нас на нашем пути — «узком пути» Иисуса, ведущем к Источнику жизни.
Все традиции мудрости говорят о ценности и необходимости серединного пути. Нам следует понять, что попытка избегать крайностей вовсе не ведет нас к банальности, как считает наша культура, пристрастившаяся к стимуляторам и новизне. Средний путь между крайностями становится все более узким, необычайно заостряясь: это тонкое лезвие умеренности. В конце концов это лезвие заостряется настолько, что по сути исчезает: также как точка в математике имеет положение, но не имеет размера. И тот, кто действительно очень мал, оказываясь на этом острие серединного пути, становится по-настоящему великим, расширяющимся бесконечно.
Вторник I недели Великого поста
Самое лучшее понимание Великого поста — это обучение тому, чего мы хотим достичь. Тому, чего мы действительно хотим. Но порой нам довольно трудно понять, что это. Часто мы получаем то, чего хотим, — и обнаруживаем, что это вовсе не то, что нам казалось, и что мы позволили себя обмануть ложным желаниям и неверным устремлениям. Мы можем провести в состоянии зависимости от ложных желаний целые десятилетия. Мы боимся просто взять и отбросить это желание прочь (к примеру, это может быть жажда безопасности, богатства, статуса, общественного одобрения).
Самый простой способ узнать, чего мы действительно хотим, — это отпустить все желания хотя бы на некоторое время (например, на несколько вдохов и выдохов во время медитации). Это момент, когда мы хотим ничего не хотеть, — ну разве что произносить мантру с чистым и щедрым вниманием. Похожим образом выглядят и Великопостные практики: Великикий пост вовсе не призывает нас карать себя за плохие поступки или неудачи, но предлагает вместо этого приложить усилия, чтобы сделать то, что мы действительно хотим сделать, уменьшая влияние того, что мы делать в действительности не хотим. На самом деле, определить истинность желаний в мелких моментах нашей повседневности довольно несложно. Если мы будем вести честную игру, мы сможем претворить наши истинные желания в жизнь.
Проблема возникает, когда наша темная, отвергающая себя сторона сталкивается с небольшим аскетическим упражнением. Это как если бы некто решил посещать тренажерный зал, чтобы держать себя в форме, но потом приобрел компульсивную одержимость размерами своих мышц или своим весом. При правильном постном поведении мы делаем то, чего действительно хотим (развивая хорошие привычки), и не делаем того, чего не хотим (уменьшая вредные привычки), — прилагая вполне серьезные, но деликатные усилия. Речь идет не о погашении долгов, которые мы накопили. И не о том, чтобы пытаться быть идеальными. И не о компенсации своих неудач.
Материалистические культуры неправильно понимают духовность. Они превращают ее в коммерчески обусловленный выбор образа жизни. В их контексте духовность часто заражена компульсивным перфекционизмом и жаждой одобрения, которую они зовут «успехом» или «благосостоянием». Ложный аскетизм может даже мутировать в самоповреждение, опасность которого растет среди молодежи сегодня. В прошлом религиозные перфекционисты носили пояса, которые заставляли их тела кровоточить. Сегодня встречается такой тип нервных расстройств, как причинение себе физического вреда: люди наносят себе порезы или ожоги в попытке ощутить хоть что-то, ведь обычное их состояние — это омертвение и отсутствие связи с самими собой. Все подобные проблемы коренятся в ложных представлениях о грехе и благодати и крайнем отрыве от мудрости умеренности.
Таким образом, мелочи, которые «мы делаем для Великого поста», оказывают хорошее влияние на пробуждение фундаментальных ценностей, которые нам необходимо восстановить. Ведь, к примеру, сбалансированная жизнь необходима для правильного развития человека. Но мы не сможем поддерживать такой баланс без должной степени аскетизма и умеренных усилий, которые мы прилагаем, чтобы оставаться на связи с нашей сущностной добротой и отделять истинные желания от ложных. Джон Мейн, называя медитацию «чистой молитвой», сказал, что молитва является основной аскетической практикой христианской жизни. Она обладает величайшей ценностью для современной культуры и способна принести огромное облегчение тем, кто понимает ее значение.
Понедельник I недели Великого поста
По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. (Мф 17: 1-2)
С небольшой группой паломников нашей общины мы отправились на гору Преображения Господня, состязаясь (настолько деликатно, насколько это возможно) за туристические автобусы с другими паломниками. На обратном пути нам пришлось ожидать транспорта довольно долго, и у меня сильно замерзли ноги. Это напомнило мне холодные зимы моего лондонского детства: длительное ожидание автобуса, когда постепенно замерзали руки, ноги и лицо. Наше славное и замечательное человеческое тело подвержено многим недугам и ограничениям. Его можно преобразовать в свет, превратить в радугу, оно может даже воскреснуть из мёртвых, — но при этом переживать озноб, боли и страдания. Оно может находиться в совершенно цветущем состоянии, продляющем жизнь, — но внезапно скоропостижно угаснуть.
Здоровье и хорошее физическое состояние подобно лезвию ножа, канату, с которого так легко свалиться. Впервые за сто лет ожидаемая средняя продолжительность жизни в Великобритании снижается: это вызвано несправедливой экономической политикой последних десяти лет и особенно сказывается на женщинах из более бедных социальных групп. Тем не менее, человеческое тело, несмотря на все его хрупкость, все еще является священным языком христианской веры, так же как санскрит, пали, иврит и арабский являются священными языками других религий. Латинский, греческий, арамейский не были теми языками, на которые Слово Божие было переведено в Назарете; также, ни один из этих языков не был тем, что взорвалось чистой энергией света на горе. Нет, это было обычное человеческое тело.
В главе о соблюдении Великого поста, равно как и многих других местах своего Правила, святой Бенедикт описывает внимание и дисциплину, уважение и заботу, которых заслуживает тело. В отличие от многих других духовных учителей, он никак не очерняет тело и не предлагает искусственно вызывать страдания, чтобы приблизить нас к Богу. Тело — это наш постоянно меняющийся спутник и инструмент духовного путешествия. Если мы отнесемся к этому инструменту плохо, чрезмерно снисходительно или слишком серьезно, то он не сможет играть музыку, для которой предназначен. В конце нашего духовного путешествия мы воздаем своему физическому телу честь, потому что оно служило нам так хорошо, как могло, — и потому, что теперь мы облечены в другое тело. Как сказал Тейяр де Шарден, дух — это сияющая материя.
Когда мы подойдем к завершению Великого поста, то будем (как мы надеемся) готовы войти в тайны Воскресения, где увидим, как тело Иисуса манифестирует себя в самых разных формах, одной из которых являемся мы сами. Преображение напоминает нам, что даже сейчас, в этой физической форме, мы являемся земными сосудами, несущими свет Божий, который со временем полностью превратит нас в себя.
I воскресенье Великого поста
Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего. Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему. (Мф 4: 1-11)
Скромная река Иордан питает Галилейское море, которое является самым низко расположенным пресноводным озером на земле. Эта территория также является одним из первых населенных мест в мире. Во время нашей лодочной прогулки по этому озеру я почувствовал присутствие чего-то, что мы можем назвать «духом места». Я чувствовал подобное и на море Галилейском, и в Бонневю: есть места, где словно присутствует некая энергия, заставляющая нас ощущать их давно знакомыми, когда мы посещаем их впервые.
Именно здесь Иисус шел по воде, здесь Он спас Петра от утопания в его сомнениях, и здесь Он приготовил тот самый рыбный завтрак для своих друзей после Воскресения. Ранним утром, когда мы находились в лодке посреди этого озера, мы выключили двигатель и прочли фрагменты Священного Писания, связанные с морем Галилейским, — а после некоторое время сидели в молчаливом присутствии.
Когда Иисус успокоил здесь шторм, Он был разбужен своими испуганными спутниками, которые не могли поверить, как же Он мог уснуть посреди такой бури. Он упрекнул их за отсутствие доверия. В покое Галилейского моря, как и в тишине пустыни, наше обычное бесконечное сомнение и беспокойство разума, требующего уверенности и убежденности, на некоторое время затихли. Иногда во время медитации мы также можем войти в пространство глубокой тишины и покоя, свободное от мыслей, лишь смутно осознавая неразборчивое бормотание наших мыслей где-то за кадром. Мы могли бы обратить наше внимание на этот умственный шум, но разве мы должны это делать? Мы и так скоро возвратимся туда.
Мы могли бы назвать подобные моменты «хорошей медитацией». Но, по большому счету, они ничем не лучше, чем периоды бурной или напряженной борьбы, которые мы называем «плохими» или «тяжелыми». Покой Воскресения, к которому мы стремимся и которого жаждем, который мы уже можем попробовать и вкусить, отличается от обоих. Он лежит в основе обоих наших состояний и оба их содержит. Это мир и покой, который не поколеблется, даже когда нас бьют жизненные штормы, или когда внутренняя турбулентность внезапно возникает в нашем сознании, как неожиданная фаза нашей работы над собой.
Чем более мы знакомы с этим миром и покоем, который мы не можем понять, тем свободнее мы становимся, избавляясь от привязанности к «хорошим» медитациям и от боязни «трудных». Именно подобная свобода дала возможность Иисусу пройти через бурные события Его жизни, через отторжение людьми и, наконец, через страдания и насилие с той отрешенностью, которая не изолирует нас в пузыре самодостаточности, но укрепляет наше одиночество в более глубоких отношениях с другими. Это уникальное свойство личности Иисуса распространило Его присутствие, охватывая как древних поселенцев на берегу озера, так и Его друзей и учеников, с которыми Он шел из Галилеи в Иудею.
В покое и тишине недвойственности мы сострадательно присутствуем для всех окружающих. Из глубины самообладания Иисус распознал источник искушений, которыми Он подвергался в течении сорока дней в пустыне. Когда мы пробуждаемся к жизни высшего Я, уже не так трудно противостоять голосу нашего эго – как мы видим в сегодняшнем Евангелии.
Дорогие читатели, большая просьба: при публикации наших материалов указывайте ссылку на источник: wccm.ru. Заранее благодарим Вас!
Рассылка новостей
Подпишитесь на ежедневную рассылку великопостных размышлений